Этой истории я лично был свидетелем от первой до последней минуты.
От Маши ушла мама. Ушла не так, как обычно уходят из дома, закрыв за собой дверь. Уход мамы был окончательным и дверь, которую закрыла сама жизнь, возврата обратно не предполагала.
Времени прошло достаточно для того, чтобы отчаяние расставания, сжигавшее сердце, сменилось пустотой и чувством щемящего одиночества. Пытаясь заглушить боль потери, Маша часами ходила по улицам города — ни о чем не думая, ни на что не обращая внимания. Просто так, пустое времяпровождение. Впрочем, и мир вокруг Маши словно не замечал ее печали: жил, радовался, суетился. Все, как всегда.
Во время одной из таких прогулок среди галдящего, пестрого и вечно куда-то спешащего окружения взгляд девочки неожиданно уловил странную деталь. На ветке куста сирени неподвижно сидела огромная разноцветная бабочка. Странность заключалась даже не в самом насекомом, а, скорее, в его поведении. Расправив яркие, с красивым узором крылья, бабочка, к которой девочка подошла на расстояние вытянутой руки, не вспорхнула с листа, как это сделал бы любой другой представитель ее народа, а продолжала сидеть и, казалось, пристально разглядывала Машу черными глазами-бусинками.
— Такой красоты я никогда не видела, — прошептала Маша. — Кажется, будто она хочет со мной пообщаться.
Подойдя ближе, девочка тихим голосом обратилась к моднице, наряд которой создала сама природа. Маша начала ласково описывать бабочке, в какие необыкновенные цвета она раскрашена, как совершенны ее формы. Насекомое еще шире расправило крылышки своего «платья», затрепетало ими и переступило с лапки на лапку.
— Неужели ей нравятся мои слова? — удивилась девочка. — Может, она дрессированная и улетела из какого-нибудь диковинного бабочкиного цирка?
Маше очень захотелось погладить крылатую собеседницу, но когда она протянула руку, бабочка вспорхнула и перелетела на другую сторону улицы, где также росла сирень.
— Ну вот, — огорчилась Маша. — Испугалась и теперь ни за что не подпустит к себе.
Но у бабочки, похоже, на этот счет было свое мнение. В следующее мгновение она вновь взметнулась с листа и, к удивлению девочки, подлетела прямо к ее лицу. Маша даже ощутила дуновение ветерка, будто кто-то невидимый легко прикоснулся к ее коже кончиками пальцев. Наверное, столь отчаянный поступок дался бабочке с трудом, потому что, едва коснувшись человека, она стремглав вернулась на ветку сирени. Однако и там оставалась недолго. Очередной взмах пестрых крылышек и маленькая красавица уселась на плечо девочки. Скосив глаза и затаив дыхание, Маша могла видеть каждый ее оттенок, каждую линию бабочкиного убранства, ее тонкие усики и изящные лапки.
Казалось, бабочка не меньше девочки была заинтересована в этом общении. Она завела с Машей своеобразную игру: поднималась высоко в небо, где становилась маленькой цветной точкой, затем с огромной скоростью по спирали возвращалась вниз, касаясь Машиной головы и снова взмывала вверх. Ее не пугали ни надвигающийся ветер, ни темные тучи, несущие скорый дождь, ни ласточки, давно заприметившие бесшабашную акробатку. Танец маленького друга был необыкновенным и завораживающим. Маша и представить себе не могла, чтобы насекомое, у которого, наверняка, масса своих неотложных дел, целый час уделяло внимание объекту чуждого и непонятного ему мира. Какая причина удерживала этот крылатый бантик на одном месте, заставляя кружить вокруг человеческого существа и заглядывать ему в глаза?
— Может быть, таким образом душа мамы дает знать, что она не забыла меня, — тихо проговорила Маша. — Мама видит, как мне плохо, и показывает, что она рядом.
Очередной легкий поцелуй в щеку словно подтвердил догадку девочки. Бабочка порхала в нескольких сантиметрах от ее уха, но понять намерения новой знакомой не представлялось возможным. Слова, если они и были сказаны настойчивой крохой, Маша услышать не могла. Горечь невозвратного сжала сердце, перехватила дыхание и определилась в горле тугим комком, а по щекам, смешиваясь с разноцветной пыльцой, покатились большие соленые жемчужины.
Мимо проносились озабоченные прохожие и было им невдомек, почему посреди улицы стоит и плачет одинокая девочка.
