В погожий весенний день мы с внучкой решили сделать вылазку в «наш» Пискаревский парк. Под стать погоде было и настроение: радовались солнцу, молодой травке, пробуждению природы. Ведь весну каждый раз ждёшь долго и это ожидание кажется бесконечным, будто не несколько месяцев длиться, а целый год. Идеи себе с внучкой, гуляем, никого не трогаем. Вдруг глядим, сорока на тропинке копошится, выискивает что-нибудь вкусненькое. «Дедушка, говорит внучка, подойдем поближе». Мы осторожно, с остановками, стали приближаться к сороке. О хитрости и пугливости этих птиц знают многие. Сороки в пору зимней бескормицы держатся около жилья человека, но близко к себе никого не подпускают. А здесь чудеса: она сама двинулась к нам навстречу, видать зимой ей несладко пришлось, наголодалась и нахолодалась, раз сама навстречу чуть ли не бегом бежит. «Давай чем-нибудь ее угостим», предлагает внучка. «Давай»-отвечаю я. Самому интересно стало, как близко голод может подтолкнуть сороку к человеку. На счастье в кармане нашлось несколько семечек подсолнуха. С волнением протягиваю руку с угощением. «Давай, подходи, бери, это вкусняшка», говорит внучка и от волнения добавляет:» Цып, Цып». Я едва удержал рвущийся наружу смешок. А сорока ничуть не стесняясь, подошла и действительно «цапнула» одну семечек, которую тут же и съела. Точно так же она поступила и с остальными семечками. Когда угощение кончилось, сорока решила убедиться в нашей честности. Стоило мне присесть на корточки, она вскочила мне на колени и заглянула в карман, мол, не прячешь ли ещё чего-нибудь съедобного?
Заметив, что мы собрались идти дальше и, видимо, не желая расставаться, сорока снова подбежала и начала дергать за шнурки на моих ботинках. Сначала мы поразились смелости птицы, но потом подумали, что в парке наших пернатых друзей подкармливают многие. Потому и не боятся они людей. И тут в нашу сторону побежала чья-то собака. Сорока отскочила, взлетела на дерево и сердито застрекотала, пугала помешавшую ей продолжить угощение. Впоследствии не раз и не два мы с внучкой подкармливали эту сороку. И даже стали называть её «нашей».
